Удивительное пришло время: какая бы погода ни стояла на дворе, она, по мнению синоптиков, в основном, аномальная.
В первой половине января в Москве чуть ли не ежедневно объявлялся какой-нибудь уровень погодной опасности - желтый, оранжевый и прочее. Аномальные морозы сменялись аномальными же снегопадами, которые, снегопады, побили рекорд 1942 года, и высота снежного покрова достигла 40 с хвостиком сантиметров. Иногда это называется высотой сугробов. А температура по ночам опускалась ниже минус 18 градусов по Цельсию. У меня в Москве живет приятель (теперь, в период великого переселения ульяновцев, у каждого, наверное, жителя нашей области в Москве кто-нибудь да живет - приятель, знакомый, родственник, бывший сосед), с которым мы регулярно созваниваемся. В один из дней я спросил, что у них там творится: то желтый уровень, то оранжевый? «Да ну их в баню, - сказал он. - Нагнетают, нагнетают, обещают чуть ли не конец света, а в итоге - посыпет снежок и не больше». Но на борьбу со «стихией» - этот термин стал в наше время сверхходовым - в Москве выходят, как сообщается, тысячи единиц техники и до 60 тысяч дворников.
У нас со «стихией» борются под сотню тракторов и машин и якобы до тысячи дворников. Стихия-то, впрочем, чаще всего смехотворная. Если бы нам в нашем деревенском детстве сказали о таких «аномалиях», мы бы, наверное, просто рассмеялись, поскольку тогда нормой были бураны, когда свету вольного не видно, и исполинские сугробы. Дома заносило под крышу, а это метра три-четыре. Нашу улицу от школы отделяли два переулка и большущий овраг, по дну которого течет речка. Заборы в переулках были высотой до двух метров. Так вот зимой переулки забивало снегом полностью, заборы тоже оказывались под сугробами, и мы ходили над ними. А во второй половине зимы, когда наст становился плотным, и вовсе шли уже помимо переулков, напрямик по огородам, над соседским палисадником, и я выходил сразу к своему дому. Овраги между полями глубиной по шесть-восемь метров заносило тоже целиком.
Весной все это по заведенному свыше порядку исчезало. Сначала по улицам бежали ручьи от таяния снегов на самой улице. Потом к ним добавлялись потоки из палисадников и огородов. Затем, когда казалось, что все уже иссякает, в улицу вдруг прорывалась бурная река - это доходила вода с полей, о чем все жители прекрасно знали и потому не волновались. Да, чуть не забыл: на огородах мы копали в сугробах пещеры, в которых ходили не сгибаясь, настолько эти сугробы были мощными. Морозы были тоже не под стать нынешним, и не приведи бог, такую аномалию сейчас. В январе 1972 года на улице доходило до минус 43 градусов. В воздухе стоял неподвижный морозный туман, и воробьи, если не сумели спрятаться в какую-нибудь нишу, падали замертво. При этом никто об аномалиях не говорил - печки только топили по два-три раза в день. Лето 1972 года было, кстати, по зиме - очень жарким.
То есть климат не то что изменился, а изменился кардинально, если в метеосводках звучат сегодня уже привычным предупреждения типа такого: « После небывалого снегопада сугробы в Москве подрастут до сумасшедших 60 сантиметров, а за снегом придет по-настоящему зимняя стужа - по ночам ниже минус 20». Холодно, конечно, но эта «аномалия» все-таки вдвое теплее, чем «норма» второй половины ХХ века. А вот в чем климат действительно становится аномальным, так это в резких сменах и перепадах, как было в минувшую пятницу, когда атмосферное давление за сутки рухнуло более чем на 40 миллиметров ртутного столба - с 760 до 717-718 миллиметров. Я лично таких значений не помню вообще.
Артур ТАНИЕВ