Трагедии разного масштаба следуют в России одна за другой, и все чаще выявляется характерная реакция власти на эти трагедии.
7 декабря в одном из многофункциональных центров (МФЦ) на юго-западе Москвы мужчина в ответ на требование охраны надеть защитную маску достал пистолет и открыл стрельбу. Охранник и сотрудница МФЦ погибли на месте, еще четыре человека из числа посетителей, включая маленькую девочку, были ранены. Стрелявшего задержал случайно оказавшийся рядом полицейский, старший лейтенант. Убийца, как выяснилось, бывший военный. Пистолет был газовым, переделанным в боевой. Что все это произошло из-за защитной маски, СМИ постарались максимально замолчать, сделав упор на то, что у стрелка, скорее всего, что-то с психикой. А также сообщили, что задержавший убийцу офицер будет представлен к государственной награде, хотя ловля преступников является вообще-то основной функцией сотрудников правоохранительных органов.
Если я не путаю, то, кажется, английский писатель Бернард Шоу поражался нашей способности превращать любую трагедию в триумф. Можно предположить, зачем это делалось тогда и делается сейчас - вероятно, с целью тут же, по свежим следам, сместить акцент в оценке произошедшего. Сбить, условно говоря, прицел общественного внимания с негатива (трагедии) на позитив (подвиг). Ведь если в случае со стрельбой в московском МФЦ общество сконцентрируется на гибели людей, оно может дойти и до вопросов о цене масочного режима, о целесообразности этих самых ограничительных мер, о том, во что вообще превращается борьба с коронавирусом. А так все упрощается: стрелял сумасшедший, тот же, кто его задержал, герой и орденоносец. И трагедия в итоге уводится на задний план.
Еще более красноречиво эта тенденция проявилась после взрыва на шахте Листвяжная в Кузбассе. Не вышли из забоя и не были подняты наверх живыми 52 человека. Все они были объявлены погибшими. Это 46 горняков и шесть спасателей. Все шестеро немедленно были награждены Орденами мужества посмертно, хотя спасательная операция к тому моменту завершена не была, и десятки человек оставались под землей. Потом один из спасателей был обнаружен живым. Он шел по свежей струе, как называется в выработках коридор, в котором циркулирует воздух, терял сознание, но в конце концов вышел туда, где был найден коллегами и поднят. Тогда к Ордену мужества посмертно (указ-то об этом был уже подписан) добавили еще одну награду - живому. И история о героизме спасателя, его воле к жизни стала в этом ЧП основной. Тележурналисты лезли в больничную палату, брали у парня интервью и гнали в эфир. А гибель 51 человека отошла в тень. Траур по ним был объявлен только в Кузбассе, хотя по масштабам трагедии и количеству жертв это был, конечно, уровень страны. Однако вечный праздник в ней такими инцидентами решили не омрачать, и взрыв в Листвяжной быстро из телеэфира исчез. Как ничего и не было. Горевать остались лишь те, чьи родные не вернулись домой. Особенно же запомнилось, на мой взгляд, как шестой спасатель вышел живым. И нет уже дискуссии об отношении владельцев шахты к тем, кто гонит для них на гора уголь, о безопасности их труда, о жизнях горняков и о цене миллиардных прибылей, которые владельцы кладут в карман. Ни о чем. В сухом остатке только героизм и триумф, подмеченный Бернардом Шоу еще во времена Сталина.
Все это говорит, вероятно, о приоритетах российских властей при любой форме правления. Люди - мухи, так, примерно, формулируются эти приоритеты. Куда важнее не цена человеческой жизни, а гром победы, причем победы зачастую мнимой, а то и лживой. Вот так и живем - на удивление западным умам, все пытающимся расшифровать «загадочную русскую душу».
Андрей СЕМЕНОВ